«Во время интервью на меня наставили пистолет»

5 февраля в Музее Норильска открывается фотовыставка «Ворон белый и ворон темный», посвященная коренным народам Таймыра. «Лента.ру» поговорила с ее автором — журналистом-этнографом, фотографом и документалистом Владимиром Севриновским — о судьбе малочисленных народов Севера, о ночи, которой нет, и о людях, которые встретились ему во время путешествий.

Название моей выставки — «Ворон белый и ворон темный». Но отсылки к фильму Эмира Кустурицы «Черная кошка и белый кот» здесь нет… Существует вообще немало цитат про черное и белое. Можно еще пелевинскую силу ночи и силу дня вспомнить. В действительности же название выставки — отсылка к работе костореза Алексея Чунанчара.

У нганасан есть род ворона, который считается шаманским. Эти шаманы могли быть и белыми, и темными. Так им удавалось видеть и верхний, и нижний миры. Алексей изобразил шамана-ворона в момент перехода — одно его крыло, из цельной кости, белое, другое, с настоящими перьями, — темное. На мой взгляд, сейчас коренные малочисленные народы Севера да и всей России находятся в подобном состоянии великой трансформации, когда решается вопрос — смогут ли они адаптироваться к современному миру, не растеряв своего наследия. Этот момент для меня наиболее интересен. Неслучайно и фотографии из экспедиции на Таймыр получились такими — то светлыми, то темными.

Мой самый первый длительный поход на Север был по Кольскому полуострову. Мне тогда было лет шестнадцать. До сих пор помню детский восторг от того, что день вообще не кончается. Спрашиваешь, сколько времени. Тебе отвечают: «Час!» — «А дня или ночи?»

Полтора года назад я снова с этим столкнулся, но иначе. Высадился из лодки в отдаленной чукотской деревне. Смотрю, потрясающий закат! Райское время для фотографа. Бегаю, высунув язык, чтобы успеть снять побольше до темноты, и только часа через четыре до меня доходит, что ночи не будет, а закат незаметно перетекает в рассвет.

На Таймыр я прилетел в конце сентября. Но до этого два года переписывался с нганасанским охотником Ростиславом Турдагиным. Надо было убедить его взять меня в тундру, в охотничьи балки, где до меня в последние десятилетия не был, кажется, ни один профессиональный фотограф. Было непросто — местные жители с осторожностью относятся к приезжим, и не без оснований. Но все же мы нашли общий язык.

Волочанка оказалась не самым простым местом — так, во время одного интервью на меня время от времени наводили пистолет. Но все закончилось благополучно, и, помимо Ростислава, у истории появилось несколько замечательных героев — долган, нганасан, русских… С некоторыми я и теперь часто общаюсь. Увлекся так, что вместо ожидаемых двух недель пробыл на Таймыре больше месяца.

Те представители коренных народов Таймыра, кто мало пьет и занимается делом, не только выживают, но и неплохо живут. Умелый охотник и рыболов зарабатывает большие деньги. У многих есть квартиры в Дудинке, да и сами охотничьи балки, километров на 80 удаленные от поселка, оборудованы солнечными батареями и ветряками. Вкусной еды тоже хватает — строганина, оленьи языки и сердца, налим, тугунок… А еще представители местных народов очень пластичны, и у них потрясающие песни.

Опасность утери идентичности, культуры да и в принципе самого народа, к сожалению, очень велика. Нганасанским языком сейчас владеют лишь около ста человек. К тому же поголовье дикого северного оленя стремительно сокращается. Есть апокалиптические прогнозы, предрекающие его вымирание уже в ближайшие годы. В таком случае основа традиционной культуры нганасан будет утрачена. Да и само существование поселков окажется под вопросом — жители и так мигрируют в город, а без оленя, без унитазов и мобильной связи в отдаленном месте, куда свежие продукты доставляют только по зимнику, их мало что будет держать.

Есть несколько героев моих фотографий, запомнившихся более всего.

Например, долганин Александр Бархатов по прозвищу Дорогой. Он из шаманского рода и рассказывает, что к нему являются духи. Он не хочет становиться шаманом, а свою способность в поселке глушит водкой. Но стоит ему уехать в тундру, как за пару дней Александр превращается в другого человека. Как только он передает сообщение духов о том, что надвигается пурга, — и все меняют планы, даже русские. Знают: предсказания Дорогого — это серьезно.

Еще — нганасанин Виктор Турдагин. Он жил в балке своего товарища Ростислава и почти все время молчал. Сперва я не мог понять, почему богатый харизматичный охотник Ростислав относится к нему с таким пиететом. А потом мне рассказали, что Виктор — сын знаменитого художника Матюмяку Турдагина, чей дом в тундре был своего рода очагом нганасанской культуры. Так что тихий Витек превосходно чувствует природу и знает наследие своего народа. К сожалению, услышал я об этом, лишь вернувшись из тундры, да и вряд ли мне удалось бы его разговорить, но фотографии с ним получились изумительные.

Нганасанский художник Андрей Чунанчар, который иногда поднимается на пригорок рядом со своим домом и подолгу смотрит на деревянный короб с «шайтаном» — родовым идолом. Он получил его от деда, сгинувшего в Норильлаге. Седому внуку страшно оставлять идола голодным, но кормить тоже боязно — вдруг с непривычки сделаешь что-то неправильно, и дух разгневается? Так он и уходит домой.

Настя и Денис Теребихины — приезжие мечтатели, которые придумали в Волочанке множество проектов, а недавно построили первую в Евразии ферму для разведения овцебыков.

Еще два геолога, живущие на базе посреди тундры и ставшие для меня символом беспредельного одиночества. Когда год переписываешься по WhatsApp с семьей, потом приезжаешь на пару недель — и уезжаешь снова, так же дежурить где-нибудь на Камчатке.

В общем, я могу долго перечислять.

Я не люблю «проблемные» истории. Конечно, когда приходит беда, я еду и делаю то, что нужно. Но для души у меня другое. Мне нравятся люди, непохожие на меня. Их истории — драмы, победы, поражения. Во время каждой удачной экспедиции я попадаю в новый мир и проживаю там небольшую жизнь. Тексты, фотографии, фильмы — лишь способы этим поделиться. Поскольку делиться — тоже моя потребность. Истории похожи на детей. Если они умные и красивые — ты ими гордишься. Если они уходят от тебя и начинают свою жизнь — гордишься вдвойне. Вот и все. Конечно, при этом я неизбежно привлекаю внимание к проблемам интересующих меня людей. Но это редко бывает самоцелью.

И, да: не устаю поражаться Музею Норильска, у которого между принятием принципиального решения и открытием большой выставки проходит менее месяца. Только сегодня получили фотографии — и вот уже одна группа сотрудников заправляет их в рамы, другие — помогают распределять снимки по пространству экспозиции, третьи — остаются до позднего вечера, поскольку как можно уйти, пока каждая фотография не нашла свое место. Уже начинаю робко надеяться, что и следующий проект, про Енисей, получится здесь выставить.

Подготовил Борис Войцеховский