Немецкий бунтарь

19 февраля 2019 года закончился огромный период истории моды XX-XXI веков: умер Карл Лагерфельд, дизайнер, фотограф и художник, 36 лет возглавлявший один из самых известных модных домов мира — Chanel. В отличие от своих столь же легендарных коллег, например, Юбера де Живанши, он не ушел на пенсию (хотя мог бы) и до самой смерти в 85-летнем возрасте продолжал активно работать.

Лагерфельду повезло: как и уже упомянутый Живанши, он появился на свет в семье, принадлежавшей к привилегированному классу: его отец был бизнесменом. Молодой человек имел возможность выбирать то образование, которое ему хотелось: у родителей были деньги его оплатить, во-первых, и старшие дети, на которых можно было реализовать буржуазные амбиции, во-вторых. Благосостояние семейства не смогла фатально подорвать даже Вторая мировая: когда Гамбург, где Лагерфельды жили в войну, почти снесли с лица земли бомбардировки союзников, они просто переехали в свой загородный дом в городке Бад-Брамштедте.

В начале 1950-х Карл, уже выбравший моду своей профессией, отправился покорять Париж. Разумеется, такой выбор не был пределом родительских мечтаний, но они его приняли. Одна из самых популярных цитат модельера гласит: «Ты должен заниматься тем, что делает тебя счастливым. Забудь о деньгах или других ловушках, которые принято считать успехом. Если ты счастлив, работая в деревенском магазине, работай. У тебя всего одна жизнь». При этом нельзя сказать, что Карл хотя бы в молодости недооценивал силу звонкой монеты: он говорил, что «красота не требует жертв — красота требует денег», и понимал, что за красивые платья женщины будут платить столько, сколько он запросит.

Карьера молодого немца развивалась бурно. Он учился в престижной L'ecole de la chambre syndicale de la couture parisienne (школе при Синдикате высокой моды), где познакомился с однокашником, другой будущей звездой европейской моды второй половины ХХ века — Ивом Сен-Лораном. Там началось то, что журналисты называли их «непримиримым соперничеством». Лагерфельд делал учебные коллекции, через год после начала курса выиграл свой первый конкурс, в 1955 году получил премию Международного секретариата шерсти (International Wool Secretary, IWS) за дизайн шерстяного пальто. Ту же премию, только в номинации «Платья», получил и Сен-Лоран.

Лагерфельда заметили. Пьер Бальман, один из мэтров-модельеров старшего поколения, пригласил его к себе работать ассистентом. Своеобразная «стажировка» в этом оплоте старого французского стиля длилась до 1962 года. После нее Лагерфельд перешел в другой дом с традициями — Jean Patou; его основатель, Жан Пату, умер еще до войны, и его детище тоже постепенно умирало. Карлу не удалось его как-то кардинально реформировать, и в 1964 году дизайнер перешел в Chloé, куда его пригласила основательница марки Габи Агьен. Но и этой нагрузки феноменально трудолюбивому немцу было мало: параллельно он нанялся в итальянскую марку Fendi, креативным директором которой оставался до самой смерти — с 1974 года параллельно со своими именными марками для мужчин и женщин, а с 1983 года — еще и с руководством домом Chanel.

Объем работы, который модельер проворачивал ежедневно, сложно себе представить, но он делал это и в 50, и в 60, и в 70, и даже в 80 лет. Если проанализировать творческий путь Лагерфельда, становится очевидно, что больше всего на свете он любил даже не моду как таковую: больше всего он любил работать. Создавать одежду (до 14 коллекций в год), читать и учиться, фотографировать (фотографом он стал уже, кстати, на склоне лет — и его снимки демонстрировали в парижской Пинакотеке), рисовать эскизы коллекций и карикатуры на скандально знаменитых личностей, придумывать сценарии дефиле, маскарадов и праздников: они не только развлекали его друзей и клиентов, но и способствовали известности самого Лагерфельда.

Но главное — он постоянно, как ни скучно это звучит, работал над собой: не только над своими профессиональными навыками и кругозором (он читал на четырех языках — родном немецком, английском, французском и итальянском, был библиофилом и коллекционером книг), но и над собственным имиджем. На фото Карла 1960-х годов запечатлен милый молодой человек с полными губами, крупным носом и копной черных волос, в белой рубашке и при галстуке: мил, но ничего особенного. В 1970-е он надевает черные очки, что-то, судя по всему, делает с носом, отпускает пиратскую бороду, завязывает волосы в хвост и вообще постепенно приобретает демонические черты. С начала 1980-х мэтр — черные пиджаки, белые сорочки, солнцезащитные очки практически круглые сутки, автомобильные перчатки, массивные украшения Chrome Hearts на шее и запястьях и, конечно, затянутые в хвост белые волосы — превращается буквально в логотип самого себя. О нем знают даже те, кто ничего не знает о моде.

Еще при жизни Лагерфельда его называли человеком-машиной и человеком-брендом. И если трудолюбие, доходящее до трудоголизма, можно считать национальной немецкой чертой, то международная известность делала его космополитом — впрочем, и его мироощущение в целом было космополитическим. Он не цеплялся ни за национальные корни, ни за собственные: «Я терпеть не могу дни рождения, — заявлял Карл Лагерфельд. — Я не праздную прошлое. Мне больше нравится настоящее и будущее».

При этом он, как и многие люди из модной индустрии, поклонялся молодости и всем ее приметам: свежести, упругости кожи, худобе. Он считал, что природные недостатки нужно исправлять («Никому не нужны эти ваши "натуральные" женщины!» — ругался он в ответ на проповеди сторонников бодипозитива) и уж во всяком случае не усугублять: так, Лагерфельд, несмотря на всю свою нарочитую порой экстравагантность, терпеть не мог татуировки, считал их «ужасными» и допустимыми только для «молодых и худых».

«Тело должно быть совершенным, — проповедовал модельер, наплевав на всю политкорректность XXI века. — А если оно несовершенно — сядьте на диету». Он знал, о чем говорил: ему удалось похудеть на 40 килограммов, и о том, как этого добиться, модельер рассказал в своей книге «Диета Карла Лагерфельда» (важным пунктом диеты дизайнера всегда была газировка Diet Coke). С таким же очаровательным презрением он относился к нападкам «зеленых»: пока один бренд за другим заявляли об отказе от меха, он придумал для Fendi коллекцию haute fur с центральной вещью — соболиной шубой за миллион долларов.

Вряд ли какой-то другой модельер ХХ века может сравниться с Лагерфельдом в нонконформизме. Он делал, что хотел, и говорил, что думал. Двоемыслие для него было равносильно утрате личности, а это было для дизайнера самым ужасным из возможных несчастий: лучше раздвоение личности, чем ее отсутствие, считал он. Лагерфельд не любил разговоров о своей личной жизни: даже самые пронырливые таблоиды знали лишь об одном его партнере — Жаке де Башере. За его благосклонность с Лагерфельдом сражался (и, как утверждают, преуспел) его противник на модной арене, Ив Сен-Лоран.

Когда де Башер умер от СПИДа в конце 1980-х, Кайзер Карл, как его называли друзья, остался верен его памяти: других постоянных спутников жизни у него не было, кроме «подкинутой» модельеру манекенщиком Батистом Джабикони бирманской кошки Шупетт. Эта «партнерша» всем своим безбедным кошачьим существованием показывала, каким нежным и заботливым может быть «папочка Карл» (так он называл себя в специальном кошкином аккаунте в Instagram): у кошки были две персональные горничные, собственная комната в парижской квартире дизайнера (кстати, оформленной им по собственному проекту), эксклюзивные миски и переноска от марки Goyard.

Лагерфельд нисколько не боялся, что «кошачьи нежности» повлияют на его репутацию кутюрье художника, галериста (в 1998 году он открыл собственную Lagerfeld Gallery — Studio 7L) и вообще интеллектуала. «Ненавижу интеллектуальные разговоры. Меня интересует только мое собственное мнение», — заявлял мэтр в интервью, и журналисты, только что пытавшиеся подловить кутюрье хитроумными вопросами, прилежно записывали. Он вообще не слишком церемонился с людьми. Своих ровесников он считал скучными и претенциозными, о женщинах без вкуса говорил, что они безвкусны даже в дорогих платьях, толстых женщин ничтоже сумняшеся называл толстыми, а русских мужчин — и вовсе «страшными», делая исключение разве что для Владислава Доронина, бойфренда одной из своих любимых моделей — Наоми Кэмпбелл.

«Если бы я был русской женщиной, то стал бы лесбиянкой. Россия — страна, где самые красивые в мире женщины и самые ужасные мужчины», — эти слова Лагерфельда в интервью одному из российских изданий перепечатали по всему миру, но русские состоятельные джентльмены не перестали тратить миллионы в бутиках Chanel — возможно, потому, что их русские красавицы-жены и возлюбленные в буквальном смысле не могли жить без платьев, туфель, сумок (каждая новая модель моментально становилась it-bag), бижутерии и самой атмосферы этого модного дома.

Когда в 2009 году традиционный «выездной» показ Chanel Metiers d'Art — дефиле Paris-Moscou — проходил в Малом театре, ложи и партер были забиты под завязку. Почетными гостями, кстати, были Кэмпбелл с Дорониным, а когда Лагерфельд лично появился на сцене на своем финальном выходе, зал взорвался аплодисментами. Кстати, Лагерфельд всегда педантично выходил к публике — с 1983 года, когда Кайзер Карл воцарился в Chanel, и до самого последнего кутюрного показа в январе 2019 года, когда силы его, очевидно, уже совсем оставили, и на показ вышла только его соратница Вирджини Виар (ее, кстати, назначили на пост Лагерфельда после его смерти).

«Не говорите: "Я мог это сделать", если вы этого не сделали», — как-то заявил Лагерфельд в интервью, и это можно считать его завещанием. Сам он, по сути дела, сделал для моды все, что мог. Разве что не вышел на свой прощальный поклон.

Вероника Гудкова