«Через полчаса он кричал, что хочет жить в России»

Арфист-виртуоз и композитор Александр Болдачев переехал в Швейцарию в 15 лет ради поступления в Цюрихскую академию искусств. Прожив в стране больше десяти лет, он добился мирового признания, но временами скучает по России. В рамках цикла материалов о соотечественниках, перебравшихся за границу, «Лента.ру» публикует рассказ россиянина о жизни в Цюрихе.

На момент поступления в Цюрихскую академию искусств мне было 15 лет, переезжать из родного Санкт-Петербурга в другую страну я не планировал, хотя уже довольно много гастролировал по миру.

В академию меня приняли, но узнал я об этом только спустя полгода: приходящие письма с красивым гербом Цюриха в лучших традициях первой части Гарри Поттера отправлялись в утиль. Дело в том, что в немецком тексте, который родители кропотливо переводили, значились такие астрономические суммы за страховку, проживание, гарантийный взнос, что вопрос был снят даже без моего участия. После случился шквал звонков от профессоров, которые жаждали узнать, почему вместо ученика они видят только пустое место. В итоге, заручившись на полгода финансовой поддержкой моего основного педагога, я получил билет в один конец и на долгие годы окунулся в прекрасный мир зеленых лугов и белой бюрократии.

Для краткосрочного обучения в Швейцарии достаточно шенгенской визы, она позволяет находиться на территории страны до трех месяцев. Если же обучение продлится дольше, оформляется национальная виза. Для оформления такой визы необходимо иметь на руках сертификат о зачислении в университет. Помимо стандартных документов вроде паспорта и выписки из банка, требуют также копии сертификатов и дипломов, полученных ранее в других учебных заведениях и мотивационное письмо, объясняющее, почему вы хотите учиться в Швейцарии и как это повлияет на вашу будущую карьеру.

Первый раз я приехал в Швейцарию в 11 лет с концертами с профессором консерватории и по совместительству моей мамой, а также солистами Мариинского театра. Во второй раз — в 13 лет вместе с учениками Петербургского лицея. И хоть я ни разу не бывал в Цюрихе, но колорит небольшого острова спокойствия в штормящем Евросоюзе оценил с лихвой и тут же окрестил Хоббитанией из «Властелина Колец».

Добродушные «хоббитцы» с радостью выползали из своих зеленых норок и вдыхали аромат диковинной русской «свободы духа», от которого их сначала корчило и отвращало, но пробивало насквозь. Я на всю жизнь запомнил сидящего на полу этнического двухметрового швейцарца, который, проведя после концерта полчаса с двумя исполинскими русскими певцами, кричал, что он не хочет жить в Швейцарии, а хочет ехать в Россию и дышать полной грудью. До сих пор не знаю, произвели на него такой эффект русские романсы под арфу, пара рюмок водки с богатырями-солистами или совокупность этих факторов, но уже через несколько лет я был готов с ним согласиться: в Швейцарии полно свежего воздуха, но полной грудью дышать получается крайне редко.

По приезде в Цюрих я со смешанными чувствами зашел в комнату общежития размером пять на пять метров. «Наконец сам с собой, — думалось мне. — Теперь не нужно удовлетворять пожелания толпы учителей и сидеть за инструментом от звонка до звонка». Но загонять себя за работу самостоятельно оказалось куда сложнее, особенно когда на плечи пятнадцатилетнего парня рухнули все бытовые проблемы взрослой жизни: оформление документов, запись на лекции и сессии, оплата страховки, создание банковского счета, социального номера, почтового ящика... И все... на немецком!

Например, любимая фраза большинства художников: «Артист должен ходить голодным!» — оказалась не по мне, и несколько голодных месяцев пробудили во мне «импровизационный конструктивизм». Уже через полгода я работал в драматическом театре, имел пару учеников, играл разнообразные концерты и даже успешно продал пару своих композиций для компьютерной игры.

И хоть комната оставалась той же самой, а бюрократический аппарат Швейцарии пожирал непосильным трудом заработанные финансы, я научился плавать и выныривать.

Академия закрывалась ровно в десять часов, и основным контингентом после восьми вечера были выходцы из бывшего СССР: русские, украинцы, белорусы, грузины, армяне. Правда, были еще и китайцы. В восемь утра ситуация была примерно такой же. День же в основном для всех проходил за инструментом и на занятиях.

Русскоязычное сообщество окружало меня постоянно, оттесняя контакты с местными жителями. В Швейцарии очень большая и активная русская диаспора, поэтому одиноким себя человек явно чувствовать не будет. А вот со швейцарцами очень сложно наладить дружбу: будто пытаешься завязать отношения с набивающей себе цену девушкой — первые три встречи приводят к приятельским отношениям и скромному «привет» при встрече, в отличие от более открытых итальянцев и восточных европейцев, которые уже после кружки пива готовы зажать тебя в гостеприимные объятия.

Жизнь в Цюрихе началась с того, что я обнаружил множество национальных привычек. К примеру, оказалось, что секундные стрелки на часах очень важны, если пытаешься попасть на трамвай или поезд или прийти вовремя на встречу. Если трамвай опоздал на 15 минут, об этом обязательно напишут в новостях, осветив заголовком «Хаос на площади Бельвью. Трамвай побил рекорд опоздания на 22 секунды». Поесть недорого за пределами дома практически невозможно: даже в школьной столовой за один присест оставляешь сумму, на которую в Большом театре я три раза могу сходить в буфет с полным набором от салата до компота.

Местные жители очень трепетно относятся к назначению встреч. О них всегда нужно договариваться заранее, желательно за пару месяцев. Даже если хочешь встретиться со своей же девушкой — ей же как-то надо «воткнуть» встречу с молодым человеком между обедом с мамой, походом в прачечную и прогулкой с собакой, которые уже запланированы с прошлого года.

Снять жилье можно только при правильном стечении звезд и при условии того, что на шее у вас подкова, в кармане четырехлистник, а к подошве прилип лепрекон. Первыми берут швейцарцев, потом европейцев, потом, со скрипом, восточных европейцев и уже потом, если больше желающих нет, выходцев из стран третьего мира.

Бюрократическая система очень ловко подстраивается под настроение служителей правительственного аппарата. Если нет желания создавать дополнительные препятствия и есть желание работать, то все протекает быстро и безболезненно. Но если во взгляде секретаря читается «опять эти приезжие», то бумаги таинственно исчезают, факс идет три дня с первого этажа на второй, а иноземец тащит очередную кипу бумажных писем ежедневно, сгибаясь под грузом ответственности.

Развлечения? Их есть у нас... пару раз в год. В дни Цюрихского фестиваля, ежегодного уличного парада и Дня труда чинные банковские работники, семьянины и пожилые обыватели вдруг одеваются в сумбурные вещи, быстро пьянеют от пары рюмок какой-нибудь «бормотухи» и весело топчут мусор под ногами, который, наконец, можно не тащить до сортировочных баков.

Знакомство с местными иммигрантами из России — обычно приятное событие, но, завидев русских туристов, пытаешься перейти на другую сторону улицы и сделать вид, что ты как минимум глухонемой швед.

Билет Цюрих — Москва — Цюрих плюс полный комплект лечения зубов обойдется в два раза дешевле одной пломбы в Швейцарии. И страховка здесь бессильна. Мне доводилось работать музыкальным терапевтом при клинике, в которой только за консультацию у врача люди отдавали мой месячный заработок. Зато и уровень таких заведений — один из самых высоких в мире.

Дежурная шутка про водку не оставляла меня ни в 15 лет, ни в 25, хоть никто и не видел этот напиток в опасной близости от меня. Сначала отшучивался фразами: «Не шнапсом единым жив человек», но потом просто перестал обращать внимание. А так, творческая интеллигенция и студенты физики-химики-математики оставляют одно впечатление, бизнесмены — другое, а туристы, к сожалению, очень часто — третье. Поэтому частные случаи разрушения клишированного в Европе «дикарского» облика россиян не имеют какого-либо веса.

С удовольствием слушают про Россию, про Вторую мировую, которая по большей части обошла их стороной, про иммиграцию и Серебряный век. В противовес истории семьи, которая за пять лет пожила в Мурманске, Магадане и Хабаровске, благополучно вернувшись в родной Петербург, рассказывают животрепещущие легенды про свое родовое двухсотлетнее поместье, которое было «во-он на той стороне озера», но буквально 50 лет назад семья построила новый дом на «этой стороне», и это был катаклизм пострашнее разрушения Вавилонской башни.

Мои планы сейчас чисто творческие, без привязки к людям, странам и континентам. Я хочу и могу быть там, где я чувствую свою необходимость, развитие таланта и движение вперед. Долгие годы жизни в Европе освободили меня от предрассудков, поэтому политические распри между странами, надеюсь, и впредь обойдут меня стороной.

Конечно, приятно приезжать в родной Петербург, ходить по исторической Москве. Хочется больше ездить по России, надеясь, что увиденное не будет ранить душу, а, наоборот, вселять надежду за будущее Родины. Швейцария — страна, в которой можно творить, но невозможно вдохновляться. Она всегда была и, думаю, навсегда останется уголком, в котором смогут приткнуть свой стол ученые и писатели, соберут бесконечный бег творческих мыслей композиторы и поэты, сконцентрируются и уйдут в поток теорем математики.

С начала 2018 года я побывал с концертами и мастер-классами в США, Канаде, Англии, Китае, Японии, Индонезии, Гонконге, Сингапуре, и ни одна страна не дает такого спокойствия за свою жизнь, как Швейцария. Что уж точно умеют делать швейцарцы, так это внушать доверие. Не зря ведь уже столько веков главного понтифика из Ватикана охраняет швейцарская гвардия.

Больше историй о жизни россиян, переехавших в другие страны, — в сюжете «Русские за границей». Если вы хотите рассказать свою историю, отправляйте письма на электронный ящик [email protected].

Подготовила Анастасия Евтушенко