Вперед, к победе исламизма!

В Киргизии 9 января сообщили о вопиющем случае: врач отказался принять ребенка с приступом эпилепсии, так как торопился на намаз — обязательную для мусульман молитву. На фоне беспокойства властей среднеазиатских республик о «радикальной исламизации» общества этот инцидент уже трудно отнести к курьезам. За 25 лет в Казахстане и Киргизии власти не только возродили религиозные институты, но и позволили сформироваться и окрепнуть сильному экстремистскому подполью. Теперь среди политических сил в республиках есть те, кто видит светлое будущее в создании халифата — теократического государства. «Лента.ру» разбиралась, как в республиках Средней Азии и Казахстане происходила та самая «радикальная исламизация».

Приверженцев агрессивных исламистских течений в Средней Азии и Казахстане часто упрекают в отходе от неких традиций, поэтому стоит разобраться с истоками этих самых традиций. Исторически исламскими центрами в регионе были Бухара и Самарканд. Правителю Бухары это давало право именовать себя эмиром правоверных и требовать особого уважения от соседних государств. Другим инициатором насаждения ислама на территории, например, нынешнего Казахстана были... российские власти. С XVIII века окормлением верующих в степи занимался Оренбургский муфтият (официальное объединение верующих). Проповедники, видимо, работали не очень успешно, так как в 60-х годах XIX века востоковед, офицер российского Генштаба казахского происхождения Чокан Валиханов признавал, что «мусульманство пока не въелось в нашу плоть и кровь». «Наши шаманы во многих местах степи еще не утратили своего значения», — писал он. В том же XIX веке американский путешественник и дипломат Юджин Скайлер отмечал, что киргизы лишь «номинальные магометане, которые не знают ритуалов мусульманской веры».

В советское время по понятным причинам распространение ислама было свернуто. Однако, несмотря на пропагандируемый атеизм, с 1943 года в Ташкенте работало Среднеазиатское духовное управление мусульман (САДУМ). Его глава был муфтием пяти советских республик, в том числе Казахстана. САДУМ администрировал деятельность религиозных объединений и управлял единственными исламскими учебными заведениями в СССР — медресе Мир-Араб в Бухаре и Ташкентским исламским институтом. Советская власть фактически воспроизвела систему влияния ислама, которая традиционно сложилась в регионе. Бухара и Самарканд исторически были центрами распространения привычного в регионе ханафитского мазхаба — исламского течения, считающегося наиболее мягким. Ташкент и Бухару называли «витриной ислама» в атеистическом государстве.

В 1990-х единое Духовное управление распалось на пять отдельных муфтиятов. Власти других республик не хотели оставлять в руках Ташкента такой весомый козырь, как религиозное влияние на всех верующих региона, поэтому быстро учредили свои собственные Духовные управления мусульман и спешно начали «возрождать» ислам.

Процесс возвращения ислама в публичное и политическое поле в пяти республиках шел по-разному. В Таджикистане в 1992 году началась гражданская война между светскими властями и оппозицией, к которой примкнули исламисты. Муфтий республики Ходжи Акбар Тураджонзода перешел на сторону противников власти. В 1997 году война окончилась, но заключенный между сторонами мир не остановил конфликт. В последующие годы Душанбе продолжал «давить» противников, которых считал фундаменталистами. В 2015-м в республике запретили Партию исламского возрождения.

В соседнем Узбекистане исламисты попытались взять власть, однако Ташкент довольно быстро выдавил из страны лидеров экстремистов. За пределами республики они организовались в Исламское движение Узбекистана (Туркестана) (ИДУ) — организация признана террористической и запрещена в РФ. В 1999 году боевики ИДУ напали на Баткенский район Киргизии с территории Таджикистана, но были выбиты оттуда при участии армии Узбекистана. Затем ИДУ примкнуло в Афганистане к запрещенному в РФ Талибану, в 2002-м устроило теракт в Бишкеке, в 2003-м — в Оше на юге Киргизии. Ташкент продолжал борьбу с экстремистами внутри страны, озабоченная общественность критиковала власти республики за ограничение свободы вероисповедания, однако в исламском мире вес Узбекистана продолжал оставаться традиционно высоким. А в 2007 году Организация Исламская конференция — которую еще называют мусульманской ООН — избрала Ташкент столицей исламской культуры.

В Казахстане и Киргизии была совсем другая история: там государство отнеслось к исламу как к частичной замене «морального кодекса строителей коммунизма». Бишкек и Астана с энтузиазмом начали «возрождать» религиозные традиции. Так, в Киргизии в 1991 году количество мечетей не превышало 39. Через семь лет в республике уже было несколько сотен мечетей, а в 2012-м — около 1800. В начале 2000-х в Киргизии было несколько десятков медресе, богословов готовили в Пакистане, Сирии, Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратах.

В Казахстане в течение 90-х количество мечетей выросло с нескольких десятков до пяти тысяч. В Алма-Ате открылся Исламский институт, за богословскими знаниями в арабские страны и Турцию выезжали десятки студентов. В 1993 году президент Казахстана Нурсултан Назарбаев договорился с Египтом о создании в республике Египетского университета исламской культуры. И вот спустя без малого двадцать лет, в 2010 году, советник министра по делам ислама и дипломатии Королевства Саудовская Аравия Маджид бен Абдель Азиз бен Насер Аль Турки с удовлетворением отмечает, что Астана продемонстрировала желание «вновь стать частью исламской культуры и цивилизации после долгих лет советской оккупации».

Наряду с этим к концу первого десятилетия XXI века власти Казахстана и Киргизии выяснили, что у взрывного роста числа миссионеров и верующих есть довольно неприятные побочные эффекты: многие проповедники и их паства никаких теплых чувств к государственной власти не испытывают. Некоторые даже не прочь устроить на месте бывших советских республик халифат. «Утверждать, что спонсоры строящихся мечетей хотят содействовать религиозному просвещению кыргызстанцев, по меньшей мере наивно», — отмечает журналистка Фарангис Наджибулла. Как оказалось, «последователи нетрадиционных течений», как их официально именовали, могут обходиться и без контролируемых властью официальных религиозных структур. «Последователи» собирались подпольно в незарегистрированных мечетях, ездили на учебу в лагеря экстремистов в Пакистан — словом, жили параллельной государству жизнью.

«Традиционным для Центральной Азии является такое течение в исламе, как ханафитский мазхаб — наиболее умеренный. Его последователи не конфликтуют со светским государством, спокойно живут в окружении тех, кто исповедует другие религии. Но многие зарубежные миссионеры предлагают ханбалитский мазхаб, распространенный во многих арабских странах. Исповедующие его делают ставку не столько на здравый смысл и целесообразность (истихсан), сколько на Сунну (хадисы) — рассказы о жизни пророка Мухаммеда, которые они понимают буквально, поэтому им трудно жить в светском государстве», — прокомментировал «Ленте.ру» специалист по Центральной Азии, профессор Казахстанско-немецкого университета Рустам Бурнашев.

Признаки беспокойства начали проявлять лидеры государств, которые еще недавно пестовали «исламский ренессанс». Вдруг выяснилось, что духовность все эти годы насаждалась как-то не так. В 2011 году президент Казахстана Назарбаев призвал защитить республику от религиозного экстремизма и возмутился тем, что в стране свободно действуют миссионеры различных течений. «Почему мы должны все вовсю распустить? Что хотят, то и делают. Кто хочет, тот сюда и приезжает», — пенял государственным служащим Назарбаев.

В 2014-м президент Киргизии Алмазбек Атамбаев заявил, что радикальная исламизация республике не нужна, даже наоборот — власти должны с ней бороться. «Не навязывайте киргизскому народу чужую одежду, язык, традиции!» — обратился глава государства с призывом к проповедникам «отдельных» течений. Судя по дальнейшим событиям, проповедники увещеваниям президента не вняли. Более того, в том же году эксперты констатировали, что в Киргизии «идет процесс исламизации общества под воздействием радикальных течений ислама», в том числе салафитов — приверженцев течения, которое также называется ваххабизмом.

Однако стоит заметить, что государственные мужи спохватились уже после того, как религиозные экстремисты на протяжении нескольких лет не только вели душеспасительные беседы с прихожанами, но и уверенно шли путем вооруженной борьбы с государством.

Для наглядности напомним о нескольких вылазках экстремистов. Так, в 2010 году в Бишкеке прогремел взрыв, были ранены четыре человека, ответственность на себя взяла группировка «Жайшуль Махди». В следующем году ее боевики убьют троих милиционеров. В казахстанском Таразе (бывший Джамбул) в 2011-м «последователь исламизма» Максат Кариев устроил настоящий массакр: последовательно убил двух сотрудников Комитета национальной безопасности (КНБ), потом захватил автомобиль и ограбил оружейный магазин, убив там охранника и посетителя, после чего стрелял из гранатомета по зданию КНБ и подорвал себя при задержании вместе с полицейским. В том же году в Актюбинске (Актобе) некий Рахимжан Махатов взорвал себя у здания КНБ; затем смертник подорвал автомобиль у следственного изолятора КНБ в Астане. В том же 2011-м в поселке Шубарши Актюбинской области были расстреляны двое полицейских, а при задержании нападавших погиб боец спецназа.

Угроза со стороны экстремистского подполья все эти годы нарастала. В июне 2016-го в Актюбинске экстремисты совершили террористическую атаку: убили четырех местных жителей и трех силовиков и направились к соседней колонии — освобождать своих сторонников. Подразделения безопасности тогда ликвидировали 18 боевиков. В этом теракте Назарбаев обвинил салафитов.

Миссионеры «нетрадиционных течений», ставя перед собой амбициозные цели создания нового государства, проповедовали не только среди среднего класса и социальных низов — они активно искали сторонников и во власти. Само собой, общей позицией в Казахстане и Киргизии стали обвинения муфтията или высокопоставленных чиновников в связях с экстремистами или в покровительстве им. В Казахстане даже руководство главной спецслужбы — КНБ — упрекали в «крышевании» салафитов. СМИ сообщали, что одним из проповедников движения коранитов в Казахстане — нетрадиционного исламского течения — является сын бывшего главы администрации президента республики. Подтвердить или опровергнуть такие обвинения сложно, но можно предположить, что в тот период, когда на деятельность всевозможных проповедников смотрели сквозь пальцы, «нужные связи» налаживались и с высокими чинами.

Это можно было бы отнести к внутренним процессам внутри стран региона, если бы не поток рекрутов на джихад: из Средней Азии и Казахстана на священную войну потянулись на Ближний Восток многие совсем недавно мирные граждане.

Сегодня можно констатировать, что на волне «возрождения» ислама в Казахстан и Киргизию пришло подполье религиозных экстремистов. Попытка вместо упраздненной идеологии сконструировать «духовные скрепы» в странах без устойчивых религиозных традиций кончилась тем, чем должна была кончиться: появлением неофитов самых радикальных течений во всех слоях общества. Фантастические представления о прошлом привели к тому, что светлое будущее теперь готовы строить и те, для кого оно воплощается в халифате — теократическом государстве.

Ахмед Сейидов