«Не стреляйте, мы ваши братья»

За годы югославской войны с 1991 по 1995 год на территории республики погибли 45 журналистов. Первыми жертвами вооруженного конфликта стали сотрудники Гостелерадио СССР Виктор Ногин и Геннадий Куринной. Ровно 30 лет назад, 1 сентября 1991 года, их автомобиль был расстрелян возле села Хрватска-Костайница на трассе Белград — Загреб. Их тела так и не были найдены, но в марте 2017 года, несмотря на статус пропавших без вести, президент России Владимир Путин наградил их орденами Мужества посмертно. Только в 2021 году дело сдвинулось с мертвой точки, но вопросов в нем по-прежнему больше, чем ответов. О начале балканской войны, трагической истории 30-летней давности и причинах, по которым в расследовании до сих пор не поставлена точка, — в материале «Ленты.ру».

С формальной точки зрения, война на территории бывшей Социалистической Республики Хорватия началась лишь летом 1991 года после того, как 25 июня она вслед за Словенией провозгласила независимость от Социалистической Федеративной Республики Югославия (СФРЮ). Но первые конфликты между властями Хорватии и местными сербами, которых проживало там более 600 тысяч, начались еще летом 1990 года. Поводом для раздора стал язык.

Дело в том, что победившая на первых многопартийных выборах в мае 1990-го партия «Хорватское демократическое содружество» (ХДС) во главе с Франьо Туджманом сразу же переименовала сербохорватский язык в хорватский, изменила его грамматику и запретила использование кириллицы на территории республики. Из школьной программы были исключены любые упоминания о событиях из истории Сербии, а также сербские писатели и поэты.

Кроме того, в Хорватии началась публичная дискриминация сербов. Так, один из лидеров ХДС, впоследствии президент Хорватии Стипе Месич, заявил, что местным сербам принадлежит столько земли, сколько они смогут унести на подошвах своей обуви. А Франьо Туджман назвал созданное Гитлером Хорватское независимое государство, где в 1941-1945 годах местными фашистами-усташами были убиты более миллиона сербов, результатом «тысячелетних устремлений хорватского народа».

Дискриминация носила и формальный характер: всех сербов, работавших в структурах власти, в первую очередь милиционеров, заставляли подписывать унизительное «письмо лояльности» (от хорватов и представителей других национальностей ничего подобного не требовали). Вследствие этого в мае 1990-го в населенных сербами районах Хорватии начинают формироваться параллельные структуры власти. В начале июля 1990 года милиция города Книн во главе с Миланом Мартичем отказалась подчиняться Министерству внутренних дел (МВД) Хорватии, после чего о том же начали объявлять подразделения милиции в других местностях, где большинство составляли сербы.

17 августа 1990-го из Загреба в непокорные районы выдвинулся спецназ. Военным приказали вывезти все оружие из взбунтовавшихся отделений милиции. Сделать это удалось только в городке Бенковац. Ответом сербов стала «революция бревен» — повсеместное строительство баррикад на территории сербских общин. Из-за этого сообщение между северной и южной частью Хорватии было фактически прекращено. Позже этот день в самопровозглашенной Республике Сербская Краина отмечался как государственный праздник — День восстания сербского народа.

В марте 1991 года начались первые вооруженные столкновения между сербскими отрядами самообороны и подразделениями МВД, Национальной гвардии и Вооруженных сил Хорватии. По законам СФРЮ все вышеперечисленные структуры были нелегальными вооруженными формированиями. Оружие и боеприпасы поступали в Хорватию из-за рубежа, главным образом из Венгрии. При этом Югославская народная армия (ЮНА) долгое время не вмешивалась в эти столкновения, лишь создавая в самых горячих точках отдельные зоны разграничения между конфликтующими сторонами.

Даже после провозглашения независимости Хорватии части ЮНА не спешили противодействовать сепаратистским вооруженным подразделениям — скорее всего, из-за нерешительности Белграда и проигранной десятидневной войны в Словении в июле 1991-го. Это дало возможность хорватским войскам консолидировать силы и наладить общее управление, чему помогали и иностранные военные. Уже 19 сентября произошло массированное наступление хорватских вооруженных подразделений на казармы ЮНА, которые в течение месяца были полностью захвачены. Но по состоянию на 1 сентября 1991-го столкновения на территории Хорватии еще носили локальный характер.

У корреспондента Гостелерадио СССР Виктора Ногина к моменту командировки в Югославию уже был опыт работы в зоне боевых действий — в Афганистане. Однако его любовью были Балканы, ведь Ногин в 1972 году окончил факультет журналистики Загребского университета. Но цветущей и мирной Югославии, которую он помнил с юности, уже не существовало.

Весь август 1991-го Виктор и его оператор Геннадий Куринной чуть ли не каждый день ездили в районы боев в Хорватии, снимали, возвращались в Белград, перегоняли материалы в Москву. Вечером смотрели сюжет в программе «Время», после чего до полуночи общались с коллегами — нужно было выговориться. Югославское телевидение часто приглашало Виктора в качестве гостя в свой эфир, чтобы он показал эксклюзивные кадры боев.

Утром 1 сентября 1991 года, отсняв торжественную линейку в школе при посольстве СССР в Белграде, Ногин и Куринной выехали в направлении Загреба. Они собирались снимать материал о сербско-хорватском вооруженном конфликте, чтобы потом перегнать его в Москву из столицы Хорватии. Журналисты выехали на темно-синем автомобиле Opel Omega, на котором исколесили немало фронтов югославской войны. На его капоте и дверях были налеплены огромные белые буквы TV — такие видны издалека. Номерные знаки на автомобиле были дипломатическими — 10-А-155. Но до Загреба журналисты так и не добрались.

К частым поездкам Ногина и Куринного их родные и коллеги, работавшие тогда на Балканах, привыкли, поэтому поначалу не беспокоились. Лишь спустя три дня после отъезда, когда в установленное время Ногин не вышел в эфир из Загреба и никому не позвонил, близкие корреспондентов забили тревогу. После этого начались поиски.

Вначале пропавших журналистов искали их коллеги, работавшие на Балканах. «В сербском лагере для военнопленных в местечке Маняча мы нашли хорватских полицейских, которые были последними, если не считать убийц, кто видел ребят живыми», — рассказывал изданию «Коммерсантъ» бывший председатель российского комитета по печати и массовым коммуникациям Сергей Грызунов, который в 1991-м возглавлял бюро агентства печати «Новости» (АПН) в Белграде и вместе с коллегами вел журналистское расследование случившегося.

По его словам, хорваты подтвердили, что русские журналисты прибыли в первой половине дня 1 сентября в Костайницу, которую занимали хорватские подразделения, провели там съемку и, несмотря на предупреждение, что ехать в Загреб опасно, направились в сторону Петрини. Один из полицейских сообщил, что «машину вел тот, что покрупнее». «Значит, [это] Виктор [Ногин], он был на голову выше своего оператора и килограммов на 25 тяжелее», — пояснил Грызунов.

Тогда же коллеги пропавших журналистов столкнулись с тем, что сербские власти не горят желанием содействовать расследованию. Их представители намекали, что «не стоит глубоко копать, ибо это может повредить сербско-российским отношениям». А свидетели, которые видели пропавших журналистов или что-то знали о случившемся, в присутствии сербской полиции, как правило, начинали все отрицать. В беседах не под запись жители сел в районе Костайницы уже в сентябре 1991-го уверенно утверждали: «Русских журналистов убили сербские военные». По странному стечению обстоятельств, многие очевидцы, которые выражали готовность говорить, исчезали.

Осенью 1991 года с просьбой о поиске журналистов к югославской стороне обращался президент СССР Михаил Горбачев. Однако через два месяца Советский Союз рухнул, а вместе с ним — надежда на помощь государства в расследовании. Правда, после обращения Горбачева военная прокуратура Югославии все же возбудила уголовное дело, а в апреле 1992-го даже был найден сожженный автомобиль, но останков журналистов в нем не оказалось.

В конце концов прокуроры вынесли постановление о том, что югославские военные к исчезновению журналистов не причастны, и передали дело в самопровозглашенную Республику Сербская Краина. Более года оно лежало без движения, пока в ситуацию вновь не вмешался российский журналист, друг Ногина по Афганистану, один из создателей легендарной телепрограммы «Взгляд» Владимир Мукусев, который тогда был депутатом Верховного Совета РСФСР.

«В марте 1993 года я предложил создать специальную парламентскую комиссию по расследованию, — рассказывал он в 2011 году в интервью «Фонтанке». — Верховный Совет единогласно проголосовал за. С подачи Хасбулатова меня назначили председателем». Вскоре в ответ на запросы Мукусев получил гору документов из различных ведомств. Выяснилось, что поиском журналистов интересовались несколько структур: Министерство иностранных дел (МИД) и посольство России, которое даже назначило премию в пять тысяч марок за любую информацию. Также делом занимались Служба внешней разведки (СВР) под руководством Евгения Примакова и аппарат вице-президента Александра Руцкого.

При этом, по словам Мукусева, Примаков не просто ответил на запрос. «Мы стали регулярно встречаться, но не в его ставке в Ясенево, а на различных конспиративных адресах. Он все выспрашивал, как идут дела. Но вдруг в конце лета позвонил сам и попросил приехать вместе с Галиной Ногиной. Примаков сообщил, что в 1991 году, скорее всего, произошла трагедия. А затем предложил мне поговорить наедине. Глава разведки показал документы, из которых я понял, что появился не просто свидетель, а соучастник убийства», — вспоминал Мукусев.

Этот свидетель входил в группу из 13 милиционеров, выполнявших приказ Милана Мартича, тогдашнего министра внутренних дел, а впоследствии президента Сербской Краины. Приказ — получить исходники видео, которые снимали журналисты, работавшие по обе линии фронта. 12 из тех милиционеров, включая командира, затем погибли при разных обстоятельствах.

Остался жив только один и только потому, что вскоре после тех событий был осужден за хулиганство, а выйдя через полтора года, узнал от жены, что за информацию о пропавших журналистах назначена премия. Они надеялись получить деньги и уехать в Германию. Жена бывшего омоновца отправилась в посольство России в Белград и все рассказала. По ее словам, муж был готов дать показания под запись. На встречу с ним отправились журналисты российского телевидения.

Как следовало из рассказа очевидца, милиционерам была дана команда любой ценой получить сведения у журналистов, которые работали на хорватской стороне. Бойцам сказали, что это хорватские шпионы. Отряд специального назначения взял под контроль дорогу, по которой должна была ехать машина с приметным опознавательным знаком TV.

Трактористу из близлежащей деревни они приказали оттащить останки за несколько километров, сбросить в реку и смять ковшом торчавшую из-под воды крышу. После начала расследования он вновь оттащил машину в сторону, а останки людей закопал.

«С сотрудниками Примакова мы выехали к свидетелю, — продолжает Мукусев. — Ехали поездом и в Белграде узнали, что накануне его убили. У меня осталась только схема, нарисованная им, без привязки к месту, и видеозапись показаний. С этим мы и оказались в Сербской Краине. Несколько дней тщетно пытались до кого-нибудь достучаться. Но с нами не очень стремились говорить. Вдруг мне передали, что Мартич хочет видеть меня одного в Баня-Луке (ныне столица Республики Сербской, энтитета Боснии и Герцеговины —прим. «Ленты.ру»). Он сказал, что дает нам сутки, чтобы убраться, иначе искать нас будут еще дольше, чем тех журналистов».

После разговора с Мартичем Мукусев поехал в городок Глина (входил в Сербскую Краину, ныне территория Хорватии), где в свое время размещался штаб югославской армии и сербская военная прокуратура. «Когда я появился там в кабинете следователя и спросил, не осталось ли у них каких-либо следов, буквально через минуту мне принесли разыскное дело. Следователь тут же написал постановление о возбуждении уголовного дела по факту пропажи журналистов и бумагу о необходимости оказывать мне всяческое содействие», — рассказал Мукусев.

Вооружившись документами, он вновь направился в район гибели журналистов. 19 сентября 1993 года местная милиция начала раскопки на основании имевшейся у Мукусева схемы, но через день вышел известный указ президента России Бориса Ельцина №1400 о роспуске Верховного Совета. «Только что я был депутатом и вдруг оказался совершенно частным лицом, иностранцем. Мне тут же дали понять, что поиски прекращаются. В Москве несколько высокопоставленных лиц, к которым я обращался по возвращении, прямо говорили: "Нам не нужны новые проблемы на Балканах. Забудь. Вот если бы это сделали хорваты..."» — вспоминал журналист.

В 1995 году, после операции «Буря», Сербская Краина стала территорией Хорватии. А спустя пару лет из Загреба поступило сообщение, что хорватская армия захватила документы о допросе военной прокуратурой ЮНА капитана и прапорщика армии Сербской Краины, очевидцев нападения на Ногина и Куринного. Эти показания были направлены в Министерство обороны Союзной Республики Югославия (СРЮ).

Однако запросы Генеральной прокуратуры России о передаче материалов об этих двух свидетелях так и остались без конкретного ответа. Власти Союзной Югославии дали понять российским прокурорам, что «их расследование нежелательно» и «прошлого не вернуть». В начале 2003 года СРЮ прекратила свое существование, превратившись в Сообщество Сербии и Черногории, которые спустя еще три года мирно разошлись, став самостоятельными государствами. В деле об убийстве российских журналистов наступило долгое затишье.

В 2010 году Мукусев обратился к президенту Хорватии Иво Йосиповичу с предложением установить памятный знак на месте гибели россиян, создать совместную российско-хорватскую комиссию, чтобы наконец найти останки и предать их земле, а также учредить именную стипендию в университете Загреба, который окончил Виктор Ногин. Пока выполнено лишь одно пожелание: в мае 2011 года на месте гибели журналистов была установлена мемориальная табличка. На церемонии присутствовали Мукусев и сын Геннадия Куринного Иван.

Памятная надпись на табличке — на двух языках, но их тексты радикально отличаются, и дело тут не в тонкостях или ошибках перевода.

Надпись на русском гласит: «На этом месте 1 сентября 1991 года при исполнении своего профессионального долга трагически погибли русские журналисты Гостелерадио СССР Виктор Ногин и Геннадий Куринной. Вечная память». Надпись на хорватском: «Здесь 1 сентября 1991 года в первые месяцы Отечественной войны члены сербских военизированных подразделений злодейски убили русских журналистов Виктора Ногина и Геннадия Куринного».

20 марта 2017 года президент России Владимир Путин посмертно наградил журналистов орденами Мужества «за мужество и самоотверженность, проявленные при исполнении служебного и гражданского долга». Несмотря на формулировку «посмертно», журналисты числятся пропавшими без вести, поскольку их останки до сих пор не найдены.

Однако шансы отыскать место захоронения россиян все же остаются. В феврале 2021 года Министерство внутренних дел Хорватии возбудило уголовное дело в отношении лиц, совершивших убийство Ногина и Куринного. Не раскрывая имен, сторона обвинения сообщила, что вынесла решение о проведении расследования в отношении гражданина Хорватии и Боснии и Герцеговины (БиГ) 1957 года рождения, а также гражданина БиГ 1965 года рождения по подозрению в совершении преступления против человечности и международного права.

По данным следствия, нападавшим на момент совершения преступления было 26 и 33 года, они были членами сербского военизированного формирования. На данный момент они находятся за пределами Хорватии.

В МВД Хорватии отметили, что расследование велось при международном содействии Сербии, Боснии и Герцеговины, а также России.

Как сообщили хорватские правоохранители, 1 сентября 1991 года Ногин и Куринной въехали в село Хрватска-Костайница, которое в то время было под контролем хорватских подразделений. Там журналисты записали интервью с местными жителями, членами хорватского ополчения и полицией. Собеседники предупредили их, что дорога от Костайницы до Петриньи небезопасна, но Ногин ответил: «Не волнуйтесь, у меня есть опыт афганской войны, вы, хорваты, люди хорошие, а сербы — наши братья».

Когда машина остановилась, стрелявшие подошли, и 26-летний подозреваемый потребовал, чтобы раненые предъявили личные документы — паспорта и журналистские удостоверения. Затем он убил журналистов, выстрелив им в головы из пистолета. Свидетелями стали большинство членов подразделения, в том числе его командир — второй подозреваемый.

«Хотя 33-летний подозреваемый как командир был обязан помешать стрелявшему, он ничего не предпринял и вместе с членами группы совершил ряд действий для сокрытия обстоятельств преступления», — говорится в сообщении МВД. Позже машину журналистов разграбили и сожгли вместе с трупами. Обгоревшие останки спрятали на территории, которая тогда контролировалась сербами. Собственно, большинство описанных фактов были известны еще с 1992 года. Новость лишь в том, что преступники идентифицированы и до сих пор живы.

Информации о том, обращалась ли Хорватия к властям Боснии и Герцеговины с требованием об экстрадиции подозреваемых в убийстве Ногина и Куринного, в открытом доступе нет. Таким образом, в этом деле вместо точки все еще стоит многоточие...

Олег Хавич